Глава XIII. Сейтек. Появление Семетея.
(37) Обручение детей до рождения (по киргизски "бел-куда") или с колыбели - обычай, известный у многих народов, в частности - имевших широкое распространение и среди тюркских народов Средней Азии. Такое обручение нередко мотивирует в эпических сюжетах исключительную, провиденциальную любовь, которая в дальнейшем на всю жизнь соединяет любящих. Так в "Алпамыше" (и уже в его средневековом огузском прототипе "Бамси Бейрек" в цикле "Китаби Коркуд"), в казахском "Козы Корпеш и Баян-Сулу", в народном романе "Тахир и Зухра" и др. О любви сына Манаса Семетея к дочери Ахун-хана Айчурек рассказывает продолжение "Манаса" - поэма "Семетей".
(38) Неуязвимость героя - распространенный в мировом эпосе мотив (Ахилл, Зигфрид, Исфендиар в "Шах-Намэ" и др.). В среднеазиатском эпосе неуязвимым является Алпамыш. Формула неуязвимости в "Манасе" и "Алпамыше" почти совпадает, что указывает на ее древность. см. в узбекском "Алпамыше": "Если бросить в огонь - он не горит, если ударить мечем - меч не пронзает, если выстрелить из ружья - пуля не берет". Б эпосе алтайцев сказочная неуязвимость является общим свойством большинства героев, в соответствии с постоянной эпической формулой: "покраснеть - крови ему не дано, умереть - души у него нет". Неуязвимость Манаса, повидимому, связана с его боевой одеждой, "непроницаемом для стрел шелковым аколпок". Поэтому Конурбаю удается нанести Манасу смертельную рану, только изменнически застигнув его во время утреннего намаза, который он совершает в рубашке и босой. см. "К вопросу о литературных отношениях Востока и Запада", стр. 110-112).
(39) Ссора витязей при раздела добычи из-за прекрасной пленницы имеет знаменитую аналогию в "Илиаде" Гомера в ссоре Агамемнона и Ахилла из-за Брисеиды. Б тюркском эпосе сходный пример представляет ссора Идиге с его сыном Нуреддином из-за дочерей побежденного хана Тохтамыша. Жены и дочери побежденных ханов в тюркском эпосе, как и в истории, обычно становятся наложницами победителей.
(40) Б записях Радлова имеется два варианта "заговора Кёзкоманов" (один под заглавием "Смерть Манаса"). Оба повествуют о смерти и воскрешении героя. Мы имеем здесь древний сказочный сюжет, широко распространенный в тюркском и монгольском эпосе на его более архаических стадиях (алтайские богатырские сказки "Алтай-Бучай" и "Кочетей", бурятский "Апамжи-мерген", многие якутские "олонхо" и др.). Герой, убитый своими коварными родичами или врагами, иногда при участии неверной жены или изменницы - сестры, воскрешается либо своим богатырским конем, который приносит ему живой воды (или лечебного зелья) либо, как в сказке, благодарным животным, или, в поздней шую эпоху - сестрой или верной женой. Б киргизском эпосе, кроме "Манаса" этот сюжет разработан в богатырской сказке "Хан Джолой" в старой записи Радлова. Сюжетное сходство "заговора Кёзкоманов" с целой группой древних богатырских сказок тюркских и монгольских народов Сибири и центральной Азии, заставляет видеть в нем один из наиболее ранних эпических сюжетов, прикрепленных к имени Манаса.